Старики в джинсах. Феномен «третьего возраста»

Странное явление происходит в моей скромной жизни. На протяжении одного квартала в течение пяти минут незнакомые люди: продавцы, попутчики в троллейбусе, заплутавшие провинциалы могут обратиться ко мне и как к «молодому человеку», и как к «папаше». По выражению Сергея Довлатова, изумление не сходит с моего лица.

Одно время мне казалось, что отгадка  кроется в разности восприятия: понятно, что пожилая благовоспитанная дама и молодой гастарбайтер глядят на меня разными глазами. Странно при этом было сознавать, что, несмотря на усугубляющиеся признаки возраста на моём лице, количество апелляций ко мне как к молодому человеку не иссякает. Особенно в холодное время года!

Вот тут-то меня и осенило: обращаясь ко мне с просьбой или за советом, многие сограждане, большей частью осведомлённые в модных тенденциях, оценивают меня по одёжке.

Они видят перед собой человека, одетого, говоря гоголевскими словами «с покушениями на моду», а по их представлениям это и есть признак непреходящей молодости. Французская кепочка в мелкую клетку, богемным узлом повязанный шарфик — ясно, что солидные люди так одеваться не могут.

Люди в возрасте, если позволяют им средства, должны носить, что-нибудь традиционное, немаркое, не обращающее на себя внимание, если же средства не позволяют — вообще донашивать что Бог послал, независимо от моды и прочих поверий, кое-как согревает, и на том спасибо. Я и сам нет-нет, да поддаюсь этому стереотипу, разумеется, по инерции, ведь ещё совсем недавно какое-нибудь бесформенное чиновничье пальто с цигейковым воротником да войлочные ботинки с характерным названием «прощай молодость» служили неоспоримым признаком пенсионера.

Так продолжалось, заявляю без всякого тщеславия, до той поры, покуда почтенного возраста не достигло моё поколение. По-своему это предвидел замечательный писатель Андрей Битов. Ещё лет двадцать пять назад он заметил в одном из своих эссе, что это, пожалуй, первое поколение, которое не желает стареть. То есть, войдя уже в солидные лета, сохраняет верность вкусам, обычаям, пристрастиям и стилю своего времени. И ,в первую очередь , джинсам, служившим этому поколению в самом прямом смысле слова символом веры.

Как вы понимаете, чисто внешний стиль в этом перечне занимает не самое главное место. Начал же я с него по той причине, что модные обыкновения с первого взгляда бросаются в глаза и потому служат яркой иллюстрацией к той мысли, которая сейчас меня занимает.

Так что, дело не в джинсах, они всего лишь следствие того давнего писательского наблюдения, которое с необычайной рельефностью подтвердилось в последние годы.

Современные старики, так и хочется назвать их «новыми» стариками, давно облысевшие, не по одному разу сменившие зубы, похоронившие многих своих ровесников, парадоксальным образом инстинктивно стариками сознавать себя не желают. Уж не потому ли на Западе, где многие социальные и прочие тенденции проявляются раньше, чем у нас, привилось деликатное понятие «третий возраст»?

Помню, совсем недавно оно казалось мне чуть ли не лицемерным. А теперь всё чаще склоняюсь к мысли, что в этой политкорректной условности есть реальный резон. И уж конечно не в намерении модничать он сказывается, а скорее в желании работать, а, говоря чуть более возвышенно, следовать предназначению всей своей жизни. Не знаю, как прежде, а в наше время человек средних способностей с возрастом нередко ощущает не их затухание, а, напротив, их возрастание.

Он больше умеет, чем 15–20 лет назад, больше понимает и в жизни, и в самом себе, а главное — начинает осознавать истинный смысл своего земного существования. Ему странным кажется, что когда-то любой вечер проведённый не в дружеской компании за рюмкой и шумными спорами, представлялся ему потерянным. Боже, сколько же времени протекло впустую, сколько встреч с людьми, которые могли изменить что-то в нём самом и в его отношении к миру, упущено навсегда! Теперь даже незабвенное любовное свидание, ради которого он готов был пожертвовать жизнью, представляется ему условной ценностью. Во всяком случае по сравнению с настоящим делом его жизни, которое владеет всеми помыслами, планами и надеждами.

Беда только в том, что многим окружающим людям такая запоздалая приверженность призванию, такая наконец пришедшая уверенность в собственном мастерстве, представляются элементарным эгоизмом, нежеланием уступать место молодым. Людям как-будто бы невдомёк, что молодым у нас теперь действительно открыты все дороги, даже те, по которым, по всей логике жизни, лучше не спеша, но верным, надёжным шагом идти зрелым специалистам.

Даже странно, что когда-то в нашей стране правила бал сплошная геронтократия. Бесспорно, что во многом именно ей страна обязана незабвенному застою. Однако ,в таком случае нынешняя «юнократия» должна бы способствовать необычайному рывку вперёд, а его что-то не заметно…

На мой взгляд этим противоречием тоже отчасти объясняется слегка уязвлённый задор «новых» стариков. Они иной раз реально не понимают, чем ещё не добравшийся до тридцати специалист лучше опытных профессионалов. Говорит по-английски? Но ведь и мы худо-бедно восстановили свой советский минимум. Стажировался за рубежом? Но ведь сначала неплохо бы уяснить, чему он там научился. (Известен один молодой главный редактор, которому в его карьере очень помогло годовое пребывание в Англии. Между тем, работал он там официантом.) Пренебрегает официальным стилем одежды? Но ведь и на нас неизменные джинсы.

Я далёк от мысли эгоистично противопоставлять поколения и тем более отрицать благо зарубежного опыта. Те же джинсы — порукой моей открытости всем благим веяньям и ветрам. Я лишь полагаю, что продвинутый вкус ко всякой новизне не должен иметь преимуществ перед здравым смыслом, а именно это и наблюдается сейчас в любой среде, что производственной, что творческой, что научной….

Старики ущемляются в своих профессиональных правах, не потому, что отстали в мастерстве или эрудиции, а по той чаще всего причине, что не соответствуют стилистике нынешних деловых отношений, современному индивидуализму, повсеместной моральной всеядности.

Они, видите ли, всё ещё тоскуют по атмосфере серьёзного общего дела, более того, оно вдохновляет их больше качества собственной жизни, которое они наконец-то за последнее время улучшили. Иными словами и плазменные телевизоры приобрели, и смартфоны с айпадами с грехом пополам освоили,  однако долгожданного счастья это не принесло. Возможно, его вообще на свете не бывает, по замечанию Александра Сергеевича, но сейчас представления о «покое и воле» всё чаще обретают ностальгическую окраску.

Что же заставляет «новых» стариков предаваться щемяще сладким воспоминаниям? Понятно, что ушедшая молодость, но не только. Дело ещё и в том, что эта былая молодость когда-то неоправданно затянулась. Именно в лучшие годы нынешних пенсионеров их часто уличали в пресловутой незрелости. Такой был тогда обычай. Сорокалетние мастера своего дела вполне официально считались молодыми специалистами. Им намекали, что не стоит чересчур рассчитывать на продвижение по службе, никуда, мол, оно от вас не уйдёт, набирайтесь опыта и всё той же столь желанной идейной зрелости.

Выражаясь в современных терминах, социальный лифт работал с очень сильными перебоями. И вот теперь упущенные некогда возможности, искусственно продлённая пора ожиданий и надежд, безответственное пребывание на нижних этажах, а то и между этажами, заставляет моих ровесников безотчётно тосковать. Иногда даже по вызывающему отказу от карьеры, по великолепному уходу в кочегары, дворники и ночные сторожа.

«Как молоды мы были!» — вздыхать об этом свойственно любому поколению, но именно моему кажется, что молоды мы были буквально вчера. Не скрою, в сущности, это очень драматично: только-только ощущать себя слишком молодым, а сегодня привыкать к тому, что тебя почитают слишком старым. Сильно подозреваю, что никакие джинсы в этом случае не помогут. Ну что ж, зато они помогают сохранять верность самим себе, тем книгам, которые мы когда-то проглатывали за одну ночь, тем фильмам, на героев которых нам хотелось быть похожими, тем неверным возлюбленными, у которых когда-то мы ночами торчали под окнами…