Что такое ностальгия?

…Не могу со всею определённостью сказать, когда обнаружилась во мне эта склонность — не просто вспоминать то, что было, но как будто бы тосковать по этому былому, независимо от того, чем оно обернулось в моей судьбе: безмерным счастьем или невыносимым горем. Парадокс ещё и в том, что даже горе это сквозь пелену лет воспринимается по-иному, не потому, что утихла боль, а по той причине, что неожиданно ценным представилась её сила и энергия.

 В памяти всплывает не только утрата, но и острота чувств, которые её сопровождают, а ведь они и составляют основное содержание жизни. Опыт работы, странствий и увлечений тем и хорош, что заставлял страдать, напрягаться эмоционально и нравственно, короче, не прозябать.

Так, может быть, ностальгия — это прежде всего тоска по сильным чувствам?  Или может  неприятие прозябания, тусклой житейской рутины?

Понял, что столкнулся с этим свойством души ещё в детстве. Мама часто рассказывала соседкам и знакомым о том, как зимой сорок второго с двумя детьми, двухлетним мною и восьмилетней сестрой, возвращалась в Москву из глухой заволжской деревни, где полтора года мы прожили в эвакуации. Возвращалась без официального разрешения, которое требовалось неукоснительно, без законных проездных документов, почти без средств, что называется, на перекладных, самыми разными поездами — и пассажирскими, и товарными, и воинскими эшелонами, куда, вопреки всем уставам, сердобольные командиры подсаживали молодую мамашу. Слушательницы охали и ахали, живо воображая картины русского беженства, паровозную гарь, станции, забитые кочующим народом, ругань, плач, проверки, задержания и даже налёты немецких штурмовиков. Я же воспринимал мамины рассказы вовсе не драматически, а скорее, как собрание удивительных приключений типа тех, о которых рассказывается в книжках.

И дело было не только в моей малолетней наивности, а в том, что мама рассказывала о нашем едва ли не месячном путешествии, о ночёвках на станционных скамейках и хождении по шпалам не то чтобы весело, с шутками и прибаутками, но с каким-то светлым победительным чувством, с сознанием своей правоты и исполненного долга.

Она не потеряла нас в завьюженной степи, не оставила в сиротском приюте на узловой станции, уберегла от скарлатины, спасла от мороза и голода, она доставила нас, заморышей великой войны, на старый паркет родной выстуженной коммуналки — это было самое главное событие её жизни, самое тяжкое испытание, самое святое предназначение. О котором хотелось вспоминать и думать.

Видимо, это тоже своего рода ностальгия, событие, которое не идёт из памяти, и с годами всё больше вырастает в своём значении. Оттого и хочется размышлять о нём, что однажды нам делается очевиден его истинный масштаб в не слишком заметной, но всё же неповторимой жизни.

Иной раз, заслышав по радио песню, неотделимую от молодости, тотчас с точностью вспоминаю год, когда она впервые попала в наш дружеский круг, и обстоятельства, которым она сопутствовала.

Почему-то чаще всего приходит на память осень, засыпанные листьями бульвары и бесконечные гулянья после какого-нибудь замечательного спектакля или фильма, сопровождаемые восторгами, спорами, клятвами, прозрениями, размахиваньем руками и, само собою, этой песней, от споров и осени неотделимой. «Это значит, очень скоро, бабье лето, бабье лето…»

Наверное, это тоже ностальгия, воспоминание о счастье, для которого не нужно ничего, кроме жёлтых листьев, фильма и песни, Бог весть каким образом без радиоэфира облетевшей за день Москву.  Недаром ностальгию чаще всего называют тоской по ушедшей молодости. Вздохнёшь нечаянно, эх, хорошие были времена! И тебя тут же ловят на слове: естественно, ты ведь был молод.

Аргумент железный и почти неопровержимый, однако, требующий уточнения. Молодость помнится не только счастливым кружением сердца, не одним лишь «дивными страданиями», но и страданиями заурядными, ущемляющими самолюбие. Есть люди, которые даже упоминать о своих юных годах избегают, не то что преображать их в памяти до состояния душевного блаженства. Давно замечено, женщины, причём в своей женской судьбе вполне состоявшиеся, не любят вспоминать о своём «ДО женском», неуверенном, несложившемся положении. Давнее самоощущение золушек, бесприданниц, дурнушек ранит их самолюбие, его принято решительно изживать, напоминать о связанном с ним временем считается величайшей бестактностью.

Другое дело, что истинный образ давно минувшей поры нередко делается нам внятен лишь с годами. Только потеряв друга, вы приходите к пониманию, что общения с ним, поздних его звонков, бедных внезапных пиров на малогабаритной кухне вам не заменят приёмы, фуршеты и рестораны.

Что же такого уж неповторимого, экстраординарного было в тех заурядных кухонных посиделках, дружеских попойках, что представляются они теперь лучшими днями жизни? А то и было, что зовётся надёжностью и прочностью человеческого бытия, которое обеспечивается, а точнее, даруется дружбой. Да не какой-нибудь, а старой, обеспеченной общей биографией и похожей судьбой.

С чего это благополучные люди стремятся погрузиться в соцсеть «Одноклассники», чего им не хватает? Давней компании, хочется с бывшими отличниками и двоечниками заново испытать упоение жизнью и каждым её бесконечным днём.

Вдруг подумал, а почему, в самом деле, вся российская духовная жизнь так проникнута ностальгией? Не в том ли тут дело, что вся наша история полна испытаний, критических ситуаций, рискованных положений, пережив их хотя бы однажды, наш соотечественник потом до конца склонен, вопреки всякой логике, тосковать по ним душой. И слегка про себя презирать вроде бы давно желанную налаженную, упорядоченную жизнь.

Парадокс! Который нередко раздражает рациональных сторонников безудержного прогресса.

Лет 15 назад я принимал участие в производстве популярной тогда телепрограммы «Старая квартира». Это были своего рода коллективные мемуары, совместная грусть не по памятной бедности и дефициту, а по самим себе, при этих порядках и нехватках сохранившим живую душу. Рецензенты, не расходясь во мнении с широкой аудиторией, хвалили передачу. Но однажды одна литературная дама, известная критическим направлением ума, грубо говоря, «пригвоздила» наше творение. Не вдаваясь в художественные тонкости и лирические эмоции, сосредоточив гнев на главном её посыле.

Ностальгия как свойство души была без колебаний объявлена исключительно вредным свойством. Причём, так сказать, в общественно- политическом смысле. Граждане, делающие программу и её смотрящие, объявлены реакционерами, «совками», тоскующими по партийным указаниям и прочим тоталитарным порядкам. И вообще этой самой манере блаженно грустить по былому и невозвратному противопоставлялась (вполне, кстати, в советском духе) духоподъёмная устремлённость в будущее. Только не в коммунистическое, а в рыночное, буржуазное.

Честно говоря, сводить такую деликатную вещь к политическим симпатиям представляется мне вульгарно нецелесообразным. Но, поскольку всякую склонность к воспоминаниям принято подозревать в ретроградстве, следует объясниться. Люди везде и во все времена устроены так, что весьма критически относятся к существующим порядкам и к обеспечившей их власти. При нежелании или неумении такое недовольство разумно учесть и нейтрализовать, дело неизбежно кончается крахом — мятежом, переворотом, а то и революцией.

Происходит пересмотр идейных принципов и ценностей, на смену прежней властной элите приходит другая, кто был никем и впрямь, если и не становится всем, то обретает новые возможности, по этому поводу в обществе на некоторое время воцаряется эйфория. Всё новое представляется обещанием скорого счастья, всё старое хочется проклинать и высмеивать. Как говорил герой незабвенного Михаила Зощенко, «не царский режим, чтобы шайками ляпать».  Постепенно взбаламученная действительность входит в берега, эйфория улетучивается, что же касается шаек, то ими при новом режиме иной раз ляпают похлеще. Иными словами, многим несправедливостям и несуразностям старого общественного порядка вполне соответствуют глупости и эксцессы порядка нового. И вот тут по всем уже упомянутым законам психологии, многое из того, что минуло, становится мило. Оказывается, былая жизнь при всех нелепостях была не так уж беспросветна, что брезжил и в ней некий высший смысл и сквозила духовная красота. И вообще, оскорбительно думать, что прожитые годы пропали даром, напрочь лишены смысла и содержания.

Это не значит, что общество готово вернуть старые порядки, совершить, так сказать, политическую реставрацию, однако это свидетельствует о том, что оно готово хотя бы иногда взгрустнуть по тому хорошему, что было с минувшим связано.

Думаю, ностальгия — это не прихоть преклонного возраста. Не самообман. Не простительная иллюзия. Это, если вдуматься, лучшее доказательство того, что прожитая жизнь чего-то стоила. Это нормальный поиск компромисса и примирения между прошлым и настоящим. Необходимое условие достойного человеческого существования. Что характерно, независимое от нашей воли.